Некромант. Такая работа - Страница 92


К оглавлению

92

Прости, милая, но без этого никак не получится.

Олег принялся выбивать сигарету из пачки. У него тряслись руки.

— Перекур будет потом, — сказал я. — Если ты тут дымить будешь, я не смогу сосредоточиться и почти наверняка где-нибудь облажаюсь. Так что положи пачку и встань рядом с кругом.

Лягушка дергалась у меня в руках, пытаясь удрать. Я ее понимал. Олег молча сделал то, что я велел. С ним удобно работать. По крайней мере, он всегда способен понять, что уже перестал быть начальником.

— Я призываю тебя, Катарина, — сказал я. — Холодной землей и живой кровью я зову тебя — вернись.

Многие считают, что все заклинания необходимо произносить на латыни. Вот только сегодня редкий мертвый ее понимает. Эта практика отлично работала, когда на этом языке была написана куча книг и всякий образованный человек мог их прочитать, но сейчас с ее помощью можно обратиться разве что к тому, кто в прошлой жизни был итальянцем.

Или медиком.

— Здесь, где твоя жизнь была отнята, я возвращаю ее тебе, — закончил я.

Медлить дальше было нельзя. Я вздохнул и разрубил лягушку напополам. Нормальные практикующие маги обычно пользуются для этой цели цыплятами, кошками или, в край нем случае, белыми мышами из зоомагазина. Разумеется, я понимаю, что всякая жизнь — это ценность, вне зависимости от того, как выглядит ее носитель, но не жалеть лягушек мне всегда было проще, чем цыплят. Подошел бы и голубь, но тратить утро на то, чтобы поймать противную блохастую птицу, я сегодня позволить себе не мог. Рыба в этот раз не годилась, нужно было что-то покрупнее гуппи, а карпа я бы просто не довез сюда живым.

Кровь капнула на снег. Я швырнул обе половинки мертвой лягушки на мешок. Одна из них соскользнула и упала под каталку. Ничего, не страшно.

Это та часть моего дара, которая мне никогда не нравилась, Чтобы вернуть чью-то жизнь, пусть даже на время, нужно отнять чью-нибудь еще. Утешало меня только то, что с чем угодно так бывает: художнику приходится продавать картины, рекламщику — составлять отчеты, программисту — перелопачивать тонны чужого дерьмового кода, чтобы найти ошибку, Ты не можешь отрезать себе тот кусочек работы, который тебя устраивает — и выбросить все остальное. Почти никогда.

— Теперь дай мне руку, — велел я. — И, ради всего святого, не спрашивай зачем.

— Я вообще могу молчать, — обиженно отозвался Селиверстов, но руку протянул.

— Это хорошо, — заметил я. — Молчи.

Был день, а днем такие вещи редко делают, хотя никаких серьезных причин этому нет. Ну кроме того, как они выглядят. В темноте все можно списать на обман зрения, На игру теней в лунном свете. На что-нибудь нормальное.

Круг, очерченный мной, медленно заполнялся полупрозрачными силуэтами. Сквозь них было видно каталку и черный мешок на ней, но картинка дрожала и дергалась. Так бывает, когда смотришь на что-то через завесу перегретого воздуха. Только это не воздух был.

У воздуха не бывает раскрытых ртов и тонких длинных рук.

Я услышал щелчок. Олег что, стрелять собрался? Вот дерьмо!

— Убери пистолет, — сказал я. — Он тут не поможет.

— Все эти штуки, которые там возятся... — У него голос дрожал, как у девчонки, вдруг разглядевшей пиявок в озере, но винить его в этом я не мог. — Эти привидения... Их видим только мы?

— Надеюсь, — отозвался я. — Я сказал тебе, чтобы ты позаботился о том, чтобы тут никого не было. Не смотри на них. Смотри под ноги.

— Что? Почему?

Ей-богу, я готов был ему уже по башке дать, чтобы он заткнулся. Такое ощущение было, что мы на экскурсии. Вот только мне никак нельзя было на него злиться. Зло притягивает зло. А я бы как-нибудь без этого обошелся.

Тени чуяли нас. Столпившись у края круга, они перетекали друг в друга, слепо шарили бесплотными руками по воздуху и постанывали.

В любой полосе прибоя всегда полно мусора. На границе между жизнью и не-жизнью все то же самое, только мусор там собирается довольно опасный. Семечко пальмы или гнилой кокос обычно не пытаются вас убить и сожрать.

— Не дай им понять, что ты их видишь, — как можно спокойнее уточнил я. — Иначе они еще долго от тебя не отвяжутся. Это мары.

— Что? — не понял Олег.

— Неприкаянные души, — ответил я. Это была не совсем правда, но для него она вполне годилась. У меня не было времени читать ему лекцию о специфических различиях между человеком, еще не успевшим покинуть место своей смерти, и банальным посмертным отпечатком.

— Они хотят напасть на нас? — спросил он.

— Хотят, — согласился я. — Но не нападут. В этот раз, по крайней мере.

Хорошо, что Олег мне доверял. Не то чтобы он успокоился и перестал дергаться, но сразу стало получше. Танец теней внутри круга все замедлялся и замедлялся, пока призрачные силуэты не замерли совсем.

— Брысь отсюда, — сказал я.

Нельзя бояться, когда тебе приходится встать на пороге мира мертвых. И в общем-то неважно, умираешь ты или просто в гости зашел.

Воздух дрогнул. В лицо сыпануло не пойми чем — то ли снегом мелким, то ли пылью. А когда я проморгался, никого лишнего на нашей спиритической площадке уже не было. Вот и отлично. Пока мары тут вертелись, у меня ни черта бы не получилось.

У современной цивилизации есть много плюсов.

Интернет.

Электричество.

Возможность посидеть в теплом сортире.

Но есть кое-какие довольно гадкие побочные эффекты, связанные с привычкой знать, как устроен мир. Мы слишком привыкли к наличию неопровержимых доказательств. Но на свете есть множество вещей, к которым очень трудно присобачить фиксирующую технику. Одна из них — смерть.

92